История про наши приключения в Африке Мнимая слепозмейка – 2
Любители литературы о животных, наверное, помнят содержание главы «Мнимая слепозмейка» в даррелловских «Гончих Бафута».
«Я наклонился и подобрал слепозмейку, собираясь получше разглядеть её и убедиться, что она цела и невредима. Я осторожно взял её двумя пальцами, и она обвилась вокруг моего указательного пальца. Взглянул на неё и очень удивился: на меня смотрела пара больших блестящих глаз, а ведь у слепозмеек глаз не бывает. Изумлённый таким открытием и всё ещё, как дурак, небрежно держа змею в руке, я обратился к Джейкобу:
– Смотри, Джейкоб, у этой змеи есть глаза!
И вдруг понял, что так беспечно держу в руке вовсе не безвредную слепозмейку, а какую-то совсем не известную мне змею и понятия не имею, на что она способна. Я уже хотел разжать руку и бросить змею на пол, но не успел – она плавно повернула голову и запустила зуб в мякоть моего большого пальца.
Не припоминаю, чтобы я ещё когда-нибудь испытывал подобное потрясение. Сам по себе укус был пустяковый, всего лишь булавочный укол, но сразу же началось лёгкое жжение, как после комариного укуса. Я вмиг бросил змею и изо всех сил стиснул палец, так что кровь потекла из ранки, и пока я его сжимал, мне на ум пришли три обстоятельства: во-первых, в Камеруне нет сыворотки против змеиного яда; во-вторых до ближайшего врача не меньше тридцати миль; в-третьих мне не на чем до него добираться».
Дальше в книге подробно описана эпопея с разрезанием пальца бритвой, поездкой к доктору на выделенной Фоном машине, введением сыворотки, сопровождаемым анестезией в виде доброй порции виски. Даррелл вернулся в Бафут лишь на следующий день.
Перенесёмся на 70 с лишним лет вперёд и на другой конец Африки – в ЮАР. Подходило к концу десятидневное пребывание команды выпускников и преподавателей Кружка юных натуралистов при Зоомузее МГУ в национальных парках Марлот и Крюгер. В предпоследний вечер часть группы решила встретить закат в просторном хайде (засидке), откуда открывался отличный вид на реку Крокодайл, представляющую собой южную границу Крюгер-парка.
Солнце садилось за нашими спинами, над рекой сияла полная луна, в быстро наступающих сумерках всё чётче прорисовывалась лунная дорожка на воде. После недавних дождей воды прибыло, скрылись песчаные отмели с крокодилами, по стремнинам проносились кустики водяного гиацинта, вырванные стихией из заросших стариц. Бегемоты готовились выйти на ночную пастьбу и зычно реготали на каменистых перекатах. Им отвечали истошными воплями зеленовато-серые ибисы хагедаши. На косах отдыхали нильские гуси и аисты-седлоклювы, на нависающих над тихими заводями кустах сидели пегие зимородки, туда-сюда перелетали змеешейки, каравайки, чибисы-кузнецы, водяные авдотки, разнообразные цапли. В последних тускло-оранжевых лучах вдоль противоположного берега неспешно потянулась цепочка водяных козлов – голов двадцать, сплошь самцы с напоминающими двузубые вилы длинными рогами. Издали, из-за слегка вогнутых рогов и косматых волос на шеях, эти крупные антилопы напоминали северных оленей.
Вскоре стало совсем темно, пора было трогаться к нашим бунгало в жилом секторе Марлота. Нас уже неоднократно предупреждали, что ночью ходить здесь опасно – львиный прайд прорвался через проволочные ограждения то ли Крюгера, то ли Марлота и терроризирует округу. Ничего, авось на шестерых не бросятся! Встали, разминая ноги и спины, забрасывая на плечи рюкзачки, по привычке стали светить фонариками по сторонам – нет ли мелкой живности вокруг? Сначала наше внимание привлёк огромный скорпион с вздутыми клешнями, потом в щели между кирпичной кладкой бортика и плитками пола мелькнуло что-то тёмное, извивающееся, глянцевитое. Никак слепозмейка? Да покрупнее тех, что мы уже ловили – не ниточка, а тонкий шнурок, сантиметров двадцати в длину. На маршрутах мы по возможности отлавливали всех лягушек, ящериц и змей, чтобы в стационарных условиях бунгало точно определить их систематическую принадлежность и как следует пофотографировать с упором на ключевые признаки. Многолетний руководитель кружка Евгений Дунаев – по основной специальности герпетолог – положение обязывало. За прошедшие дни в наших руках побывало уже много ползучих и прыгучих гадов, включая таких потенциально смертельно опасных, как бумсланг и винная змея.
Змейка оказалась вёрткой и быстрой, голыми руками не возьмёшь. Студент-старшекурсник Алексей с ходу попытался её поймать, но отдёрнул руку, с возгласом «–Ой, укусила! Жжёт!». Тем не менее, он сорвал бейсболку и постарался прижать голову змеи козырьком. Я выхватил мешочек из-под паутинной сетки на птиц и был готов запихнуть туда трофей. Женская часть коллектива проявляла не меньше энтузиазма (в противоположность стереотипам). Рептилия корчилась под бейсболкой и всё никак не давалась. Пока Лёша прижимал змею, я с третьей попытки двумя пальцами схватил её за шею, сразу за головой. Для поимки подавляющего большинства змей это эффективный приём, но эта – скользкая и без шейного перехвата – мгновенно вывернула голову. Я почувствовал два одновременных укола – в подушечки указательного и большого пальцев у ногтей, и у меня тоже защипало. Рефлексировать было поздно и мы соединёнными усилиями всё же затолкали «слепозмейку» в мешок. Змея издавала резкий запах – то ли уксусной эссенции, то ли нашатырного спирта. Что-то смутно знакомое брезжило в голове.
Мы перевели дух. Сверху на второй фаланге указательного пальца правой руки Алексея были видны две красные точки – слишком широко расставленные для такой маленькой головки. У меня пострадала левая рука – по одной дырке на указательном и большом. Жжение всё усиливалось, в пальцах появилась пульсирующая боль, места укусов стремительно опухали. И тут я, наконец, отчётливо вспомнил «Гончих Бафута».
Пока Лёша и я прислушивались к внутренним ощущениям, сосали ранки, раздумывая, применить ли ножи, девушки развили бурную деятельность. Рассудив, что полтора часа ходьбы быстрым шагом до дома, да ещё в потёмках, может оказаться для укушенных непосильной задачей (в любом случае – потерей драгоценного времени), они приняли резонное решение постучаться в ближайший жилой дом и вызвать подмогу. В первом же коттедже мы переполошили пожилую чету африканеров (буров), которые сразу решили, что нас укусила чёрная мамба или мозамбикская плюющая кобра, и мы сейчас будем умирать на их глазах. Однако у хозяев оказался действующий телефон «змеиной службы» Марлота и лёд в холодильнике, весьма облегчивший наши болевые ощущения. Следующие двадцать минут, до приезда службы, мы выслушивали истории, при каких обстоятельствах и с какими последствиями многочисленных родственников хозяев коттеджа кусали всевозможные змеи. К счастью, мы с Лёшей не настолько понимали английский (да ещё в бурском исполнении), как наши барышни, и пропустили много шокирующих подробностей.
Нам казалось, что прошла вечность, когда из мрака возникла машина «змеиной службы». Невысокий сухощавый русый парень, приехавший на открытом пикапе в сопровождении двух молодых африканцев, сразу взял быка за рога. Он представился – Жеан де Бир (потом глянули в соцсетях – оказался известным в Трансваале специалистом-герпетологом). Девушки, с их беглым разговорным английским, объяснили ситуацию. Ольга, имевшая, в том числе ветеринарный опыт, грамотно описала симптомы и весьма правдоподобно обрисовала обстоятельства «случайного» происшествия. Труднее всего было растолковать, почему укушенными оказались целых двое, но Оля замечательно сыграла наивно хлопающую глазами блондинку: «– Этот начал вставать, опёрся рукой о парапет, почувствовал укол, а тот бросился спасать товарища и тоже получил!» На предложение описать змею, мы, потеряв бдительность, протянули мешочек: «– Вот!». Огонёк недоверия всё больше разгорался в глазах де Бира, но он счёл за благо не копаться в подробностях.
Глянув на змею, он сделал краткое резюме. Это Bibron’s burrowing viper, противоядия нет (мы приуныли), но на его памяти никто не умирал (мы приободрились), яд гемолитический, а не нейротоксический (это мы и так поняли по симптомам), один из самых болезненных (мы закивали). Чтобы избежать некроза тканей в месте укуса, посоветовал побыстрее разгонять яд по телу, энергично сжимая и разжимая кисть. Что мы и сделали. На просьбу охарактеризовать болевые ощущения по десятибалльной шкале, мы промямлили, что «на троечку», хотя явно было больше, и боль продолжала усиливаться. При этом симптоматика у нас уже немного различалась – у меня были чётче выражены гематомы на пальцах, у Алексея раньше и сильнее начала болеть рука выше запястья.
Де Бир, осведомился, знаем ли мы про львов, и, подивившись нашей беспечности, любезно подбросил всю компанию по нужному адресу. Дома случился небольшой переполох после демонстрации боевых ран и рассказа о наших приключениях (фактически – пьесы в лицах с живейшей пантомимой). Взгляд Жени Дунаева выражал немой укор («Ладно – студент, но ты то…!»), а взгляды некоторых соратников – скрытую зависть. Следуя советам «змеиного рейнджера», мы приняли обезболивающее и антигистамины, по-очереди держали пострадавшие конечности то в плошке со льдом, то в чаше с горячей водой.
Как выяснилось из определителей и интернета, загадочная рептилия принадлежала к семейству Atractaspididae – земляные (они же норные, кротовые) гадюки. Несмотря на название «гадюки», данное, очевидно, за гемолитический яд и длинные «складные» зубы, это эндемичное для Африки семейство близко к аспидовым змеям. Раньше всю группу в ранге подсемейства присоединяли то к гадюковым, то к ложным ужам. Семейство включает 13 родов и около 70 видов с зубами разной конструкции и разной степени ядовитости. Наша «мнимая слепозмейка» относилась к «заглавному» роду Atractaspis и виду A. bibronii – южная земляная гадюка. Змеи этого рода не имеют других зубов, кроме пары длинных полых клыков, загнутых назад и высовывающихся в обе стороны при закрытой пасти (отсюда ещё одно английское название – змеи-стилеты). Приспособление оказывается удобным как в норах, куда змейки проникают в поисках мелких ящериц, лягушек, беспозвоночных, так и снаружи – при обороне от хищников. Нападая или защищаясь, вёрткая змея, не открывая пасти, просто бьёт наотмашь головой из стороны в сторону. Этим и объясняются странные повреждения – две расставленные гораздо шире змеиной головы точки (Алексей), поражение сразу двух пальцев (я), укол одним зубом в подушечку пальца (Даррелл). Змеи, достигающие порой почти полуметровой длины, ведут скрытный ночной роющий образ жизни. Яд очень сильный, хотя и вырабатывается в малых количествах. Всего в роде насчитывают от 15 до 23 видов, и Даррелла в Камеруне кусал какой-то другой вид земляных гадюк (похоже, он так и не определил змею).
Опять предоставим слово Джеральду Дарреллу в переводе Э.И. Кабалевской: «К тому времени я уже чувствовал себя совсем худо и мужество мне вконец изменило. Рука до самого локтя сильно распухла, покраснела и очень болела. В плечо тоже стреляло, а кисть горела так, точно я сжимал в ней раскалённый докрасна уголь». К сожалению, писатель не указал, правая или левая рука у него пострадала.
Ночью я почти не спал, несмотря на проглоченные таблетки. Пальцы дёргала резкая пульсирующая боль, выше запястья рука была скована тупой болью, подмышечный лимфоузел воспалился. Как ни пристроишь конечность – всё неудобно! Кажется, был и общий жар, но может я просто истекал потом, когда вырубили электричество (веерные отключения несколько раз в сутки, здесь – обычное дело) и разом «сдохли» кондиционер и вентилятор. Укусы стрелы-змеи (однажды достала задними зубами тонкую кожу между пальцами) и маленького щитомордника я переносил куда лучше, правда и был сильно моложе.
На весь следующий день с 6 утра у нас была запланирована экскурсия в Драконовы горы. К этому времени мои пострадавшие пальчики были готовы лопнуть спелыми виноградинами, потеряли чувствительность и еле сгибались. На обоих красовались багрово-синюшные разводы, ноготь большого пальца стал малахитово-ультрамариновым, а зоны проникновения зубов – мертвенно зелёными. Кисть напоминала надутую резиновую перчатку, локтевой сустав в три раза увеличился в объёме. Алексею удалось-таки поспать, но у него почти не шевелились все пальцы, боль отдавала в спину, а красная шелушащаяся рука (на самом деле – последствие солнечных ожогов) хотя вспухла не столь сильно, выглядела не менее пугающе. Бинокли и фотоаппараты в горах мы поднимали с трудом, не используя поражённые пальцы. К вечеру опухоли кистей и пальцев стали спадать, боль постепенно утихла, а последнюю перед отлётом ночь мы спали, как убитые. Даррелл через день тоже был уже в норме.
Три перелёта за сутки – не самое приятное занятие и для полностью здорового человека. Сидя в самолётном кресле, я ощущал и наблюдал, как опухоль поднимается по бицепсу, оставляя на тыльной стороне руки страшно чешущиеся фиолетовые и коричнево-жёлтые полосы. Зато поражённые пальцы двигались почти нормально. Сходная динамика была и у Лёши. Прощаясь в Домодедово, я сказал ему:
– Не знаю, первые ли мы россияне, укушенные земляной гадюкой, но оказаться в одной компании с Дарреллом весьма почётно!
КЕА, 10.02.2023
(Когда я пишу эти строки, прошло 6 дней после укуса. Бицепс ещё отливает желтизной, на тыльной стороне предплечья красуется красное аллергическое пятно, указательный палец полностью восстановил функции, но большой всё ещё опухший и ограничен в действиях).
